Екатеринбург в очередной раз собирает арбитражных управляющих России. Шестая по счету конференция проходит под знаком 25-летия института антикризисного управления и 15-летия саморегулирования в отрасли.
Почему банкротство почти всегда завершается уходом компании с рынка, нужно ли переписывать «распухший» от поправок закон – на этот и другие вопросы «Опоры бизнеса» отвечает Президент Уральской саморегулирующей организации арбитражных управляющих (Союз «УрСО АУ») Михаил Сачёв.Несмотря на праздничный повод, характер мероприятия, по словам организаторов, далек от торжественного. Уральский форум был и остается площадкой для дискуссий по наиболее актуальным и острым вопросам. В перечне обсуждаемых тем – проблематика законодательных новэлл, рост числа предприятий, в которых введение процедуры приводит к ликвидации.
– Михаил Владимирович, участники форума в своих докладах затрагивают разные проблемы. Лично вас, как арбитражного управляющего с большим опытом и Президента Уральской СРО, что волнует в первую очередь?
– Острых вопросов немало, один из них касается структурирования многочисленных СРО. В отличие от саморегулирующих организаций в других отраслях, у нас нет единого управляющего органа, нет вертикали. На мой взгляд, саморегулируемые организации арбитражных управляющих (АУ) должны быть «привязаны» к регионам или, хотя бы, к федеральным округам и обладать соответствующими правами и полномочиями. Управляющий, который живет на той или иной конкретной территории, должен вступать в региональную СРО.
– Что плохого в том, что арбитражный управляющий из Москвы будет вести процедуру на свердловском или челябинском предприятии?
– Арбитражные управляющие в регионе, например, в Екатеринбурге, гораздо глубже знают специфику территории и действующих там компаний. Это первое. Мы находимся в постоянном контакте с местными властями. Я, например, являюсь членом Правительственной комиссии Свердловской области по укреплению финансовой дисциплины и мобилизации доходов бюджета, вхожу в состав регионального Координационного совета по вопросам оплаты труда и легализации трудовых отношений. На заседания этих структур приглашаются предприятия-нарушители финансовой дисциплины, компании, задерживающие заработную плату и вступившие в процедуру банкротства. При рассмотрении подобных дел присутствие арбитражного управляющего крайне важно. Не думаю, что АУ из московского СРО, занимающийся банкротством предприятия на Урале, поедет на заседание комиссии в Екатеринбург. Зачем ему лишние траты времени и средств. Я в этом случае не могу повлиять на ситуацию! А члена УрСО АУ я, как президент, обязательно направляю на заседание. Арбитражный управляющий может дополнить картину объективными данными, представить членам комиссии веские доводы. В Свердловской области действуют 120 арбитражных управляющих. Из них 50 состоят в Уральской СРО, а остальные кто где. Поэтому и нужно узаконить территориальный принцип.
– И тогда кредитор на Урале должен будет назначать местного АУ – а как сейчас действует механизм выбора управляющего?
– Право выбора арбитражных управляющих принадлежит главному кредитору. А кто у нас главный кредитор? Это и ФНС, и крупные банки, и теплоэнергетические компании. Сбербанк, к примеру, аккредитовал всего шесть СРО и работает только с ними. И повлиять на такую политику мы не можем.
– К вам попадают предприятия в состоянии комы?
– Процедура часто начинается тогда, когда точка невозврата пройдена. В такой ситуации невозможно вести речь о восстановлении платежеспособности.
– Почему не приходят вовремя?
– Надеются до последнего, что справятся сами, боятся обмана, не верят в эффективность процедуры и в итоге затягивают петлю на шее. Здесь ведь как в медицине, где ранняя диагностика может спасти человека от болезни. Заблаговременный аудит – это всегда шанс предотвратить тяжелые последствия.
– Получается, что арбитражный управляющий в России больше похож на патологоанатома, чем на доктора. А по мнению некоторых, особо откровенных экспертов, цель оздоровление никогда не достигается…
– В отношении «мертвого» предприятия мы и есть патологоанатомы. В отличие от западных стран, где арбитражные управляющие воспринимаются именно как доктора. Но и бизнес на Западе ведет себя более ответственно. Если компания там идет в банкротство, то у нее, как правило, есть 90 процентов средств на покрытие долгов. Не хватает десяти процентов. А у наших банкротов с трудом можно наскрести два–три процента гарантированного покрытия. В европейских странах, в США банкротство – вполне обычный процесс, который не вызывает отторжения, не ассоциируется с чем-то негативным. В нашей стране признание финансовой несостоятельности воспринимается как синоним провала.
– В какой момент надо начинать антикризисные действия?
– Признаки банкротства, как следует из закона, очень просты. Должен 300 тысяч рублей, не можешь отдать три месяца – это первый тревожный звонок для принятия мер. Но его, как я уже говорил, не слышат. Не случайно арбитражные управляющие предлагают вынести положения по предупреждению банкротства в отдельную главу закона. Это позволит вводить процедуру признания предприятия временно неплатежеспособным на четыре-пять месяцев. Тогда управляющий может провести финансовый анализ, разработать план финансового оздоровления. Мне бы не хотелось, чтобы ваши читатели решили, что наш бизнес вопиюще безответственен и не видит смысла вступать в банкротство. Не стоит списывать все существующие проблемы только на законодательство. В неэффективности процедур банкротства есть элемент вины самих антикризисных управляющих. В последнее время это связано с относительно легким доступом в профессию некомпетентных и, что еще хуже, недобросовестных людей, встающих на позицию одной стороны. Нередки ситуации, когда управляющие вынуждены лавировать между законом и давлением со стороны власти. Был случай, когда управляющий в ответ на настойчивые просьбы администрации выплатил зарплату сотрудникам предприятия-должника. А кредитор оказался «не лыком шит». Он обратился в суд и доказал, что АУ нарушил очередность удовлетворения требований.
– Каким он должен быть статус управляющего с точки зрения цивилизованного законодательства?
– На это счет есть разные точки зрения, приводимые в соцопросах. Часть сообщества высказывается за статус антикризисного специалиста как индивидуального предпринимателя. Многие в качестве образца предлагают статус нотариуса или адвоката и, даже, госслужащего.
– Какой способ выхода из банкротства является наиболее оптимальным?
– Это мировое соглашение с кредиторами. С такой инициативой должен выступать учредитель или акционер компании-банкрота, предлагающий кредиторам условия частичного удовлетворения требований. Мировое соглашение — это, прежде всего, возможность выйти из банкротства, законно заплатив 30–50 процентов от суммы долга. Кредиторам это выгодно — они быстро получают существенную часть долга. Переход в конкурсное производство и реализация имущества банкрота может не покрыть и десяти процентов долга.
– Уральской СРО арбитражных управляющих в ноябре исполнится 15 лет – каков главный итог работы организации, сколько в ней эффективных команд, и кого из АУ Вы бы отметили в первую очередь?
– Одна из самых профессионально действующих творческих команд – это команда Елены Алексеевны Клочко. Говорят, что у арбитражного управляющего «не женское лицо», но работа Елены Алексеевны эту теорию опровергает. Принципиальный и честный специалист, на которого равняются многие, в первую очередь молодые АУ. Сильные позиции и большие преимущества у команды управляющего Николая Дмитриевича Кайкы. А вообще девиз нашей организации: «Если не знаешь, как сделать, – сделай по закону!». Главное, чтобы закон менялся с учетом возможностей обеспечения интересов всех сторон – банкрота, кредиторов, общества. Состояние антикризисного института считается одним из показателей уровня развития страны: чем больше в России здоровых компаний, тем устойчивее будет бизнес-среда.
Наталья Горбачева
